Форум » Голландские морские волки » Флот во времена Генриха IV » Ответить

Флот во времена Генриха IV

Benbow: А кто был адмиралом Франции во времена Генриха IV? Сюлли?

Ответов - 22, стр: 1 2 All

Эд: Benbow пишет: кто был адмиралом Франции во времена Генриха IV? Amiral de France 1596-1612 - Шарль де Монморанси, герцог Дамвилль.

Benbow: Это не тот товарищ, которого Ришелье скинул за растраты и нецелевое использование средств? Про которого кардинал Людовику 13 писал, что если бы Монморанси не тратил бы средства флота на другие цели, не было бы проблемы Ла-Рошели?

Эд: Нет, тот помер в 1612 г. (1537-1612), следующий Amiral de France (1612-1626) - Анри де Монморанси (1595-1632) был из его рода, в 17 лет занял этот пост, в 1620-25 гг. вице-король Новой Франции (Канада), в 1625 - воевал с протестантами Субиза на море, в 1630 - маршал Фанции, губернатор Лангедока, вместе с братом короля - Гастогом Орлеанским поднял восстание (против Ришелье), но Тулуза его не поддержала, у него было всего 1200-1500 дворян, Шомберг с 2000-2500 разбил его, в 1632 г. по суду обезглавлен в Тулузе.


Benbow: Эд пишет: воевал с протестантами Субиза на море, Точнее - упустил Субиза, из-за этого Субиз смог поехать в Англию, сойтись с Бэкингемом и привести англичан на остров Рэ.

Benbow: А в каком состоянии был флот Франции при Генрихе? Были ли у него победы?

Эд: Французский флот и прежде был небольшим, после религиозных войн он пришел в упадок.

Benbow: А есть ли у вас, Эд, инфо по адмиралу франции де Жуаезу? Кстати,насколько можно доверять описанию боевых действий Анжуйского во Фландрии у Дюма в романе "Сорок пять"?

Эд: Этой эпохой я не занимался, «45» читал давно. Anne de Batarnay de Joueyse, барон, затем виконт и герцог, один из миньонов короля Генриха 111 (1560-1587). В 1577 г. со своим отцом – поход против гугенотов в Лангедоке и Оверни. 1580 – осада Ла Фера. 1581 – герцог. 1582 – Гранд-Адмирал Франции. 1583 – губернатор Бретани, 1584 – Гавра. 1587 – поход против гугенотов в Пуату, устроил им резню в Сен-Элуа (800 убитых). В том же 1587 г. атаковал гугенотов при Кутра, но был наголову разбит (убито 2000 католиков), попал в плен, был опознан и застрелен.

Benbow: А разве в 1585 году он не участвовал с галерами в походе Франсуа Анжуйского во Фландрию? С "45" описывается момент штурма Антверпена французами. Тогда Вильгельм 1-й Молчаливый Оранский предложил затопить местность перед Антверпеном, а французский флот (если верить Дюма) голландцы сожгли брандерами. Забавно все же получается, что Оранский сам пригласил Анжуйского во Фландрию, и сам же способствовал его поражению.

Эд: Benbow пишет: кто был адмиралом Франции во времена Генриха IV? Шарль Монморанси, герцог Дамвилль (1537-1612), адмирал Франции 1596-1612.

Эд: Benbow пишет: А разве в 1585 году он не участвовал с галерами в походе Франсуа Анжуйского во Фландрию? С "45" описывается момент штурма Антверпена французами. Тогда Вильгельм 1-й Молчаливый Оранский предложил затопить местность перед Антверпеном, а французский флот (если верить Дюма) голландцы сожгли брандерами. Забавно все же получается, что Оранский сам пригласил Анжуйского во Фландрию, и сам же способствовал его поражению. У меня есть подробное описание осады Антверпена в 1584-85 гг. (на русском из энциклопедии Сытина), там говорится о попытках прорыва в Антверпен флота Юстина Нассауского, адских машинах Джианибелли, но о французах - ни слова.

Benbow: Эд пишет: У меня есть подробное описание осады Антверпена в 1584-85 гг. (на русском из энциклопедии Сытина), там говорится о попытках прорыва в Антверпен флота Юстина Нассауского, адских машинах Джианибелли, но о французах - ни слова. А можно его привести? Я просто немного ошибся с датой: "Закон от 23 марта 1581 г. запретил демократическим стрелковым гильдиям принимать участие в решении политических дел, что становилось исключительно компетенцией официальных властей. Лишь после таких мер 16 июля 1581 г. был низложен Филипп II. Но пост суверена оставался вакантным. Это позволило вторично пригласить герцога Анжуйского, получившего почти суверенные полномочия. Он прибыл с войском в январе 1582 г. Англия прислала свои отряды под командованием Норриса. Военные успехи иноземных пришельцев оказались весьма скромными. Окруженный недоверием и неприязнью жителей Антверпена, герцог попытался в январе 1583 г. взять город силой, но получил отпор. Тогда он начал плести на юге страны интриги с Александром Фарнезе, но, опасаясь попасть в плен к испанцам, в октябре 1583 г. поспешно отошел во Францию. "

Benbow: Вот как описан морской маневр французов и действия голландцев у Дюма: " В ту минуту, когда обе стороны с неистовством, которое мы тщетно пытались бы передать, вступают в рукопашную, со стороны Сент-Мари слышатся один за другим оглушительные взрывы, и над городом, словно огненный сноп, поднимается огромное зарево. Там наступает Жуаез: ему поручено произвести диверсию - прорвать заграждение, обороняющее Шельду, а затем - проникнуть со своим флотом в самое сердце города. Во всяком случае, французы сильно надеются на это. Но дело обстоит совсем иначе. Снявшись с якоря, при западном ветре, наиболее благоприятном для такого предприятия, Жуаез на своей адмиральской галере, шедшей во главе французского флота, плыл по ветру, гнавшему суда вперед, против течения. Все было подготовлено к битве; моряки Жуаеза, вооруженные абордажными саблями, стояли на корме, канониры с зажженными фитилями не отходили от своих орудий; марсовые с ручными бомбами гнездились на мачтах, и наконец, отборные матросы, снабженные топорами, были начеку, готовые ринуться на палубы вражеских судов, чтобы, обрубив там цепи и канаты, таким образом расчистить проход для флота. Двигались бесшумно. Семь кораблей Жуаеза, при отплытии построенные в виде клина, острием которого являлась адмиральская галера, казались скоплением исполинских призраков, беззвучно скользивших по воде. Юный адмирал, которому полагалось находиться на вахтенном мостике, не в силах был спокойно стоять на своем посту. Облаченный в роскошную броню, он занял на своей галере место старшего лейтенанта и, склонясь над бушпритом, пытался пронизать своим острым взором окутывавший реку туман и ночную мглу. Вскоре в этом двойном мраке смутно обрисовалось заграждение, черневшее поперек Шельды, оно казалось покинутым, пустынным; но в этой стране, полной засад, такое безлюдье, такая пустынность вызывали безотчетный страх. Однако - плыли все дальше; заграждение было уже неподалеку, в каких-нибудь десяти кабельтовых, расстояние уменьшалось с каждой секундой, и еще ни разу до слуха французов не донесся оклик: "Кто идет?" Матросы усматривали в этом молчании лишь небрежность, радовавшую их; юный адмирал, более дальновидный, чуял в нем какую-то пугавшую его хитрость. Наконец нос адмиральской галеры врезался в снасти двух судов, составлявших центр заграждения, и, нажимая на них, заставил податься всю эту гибкую, подвижную плотину, отдельные части которой, скрепленные между собой цепями, уступили нажиму, но не разъединились. И вдруг в ту минуту, когда морякам с топорами был дан приказ ринуться на вражеские суда, чтобы разнять заграждение, множество абордажных крюков, закинутых невидимыми руками, вцепились в снасти французских кораблей. Фламандцы предвосхитили маневр, задуманный французами. Жуаез вообразил, что враги вызывают его на решительный бой. Он принял вызов. Абордажные крюки, брошенные с его стороны, железными узами соединили вражеские суда с французскими. Затем, выхватив из рук какого-то матроса топор, он, крича: "На абордаж! На абордаж!" - первым вскочил на тот из неприятельских кораблей, который теснее других был сцеплен с его собственным. Вся команда, офицеры и матросы, ринулась за ним, издавая тот же клич; но ничей голос не прозвучал в ответ, никакая сила не воспротивилась их вторжению. Только все они увидели, как три лодки, полные людей, неслышно скользили по реке, словно три запоздалые ночные птицы. Лодки быстро удалялись, сильными взмахами весел рассекая воду; птицы улетают, сильными взмахами крыльев рассекая воздух. Французы в некотором недоумении стояли на кораблях, захваченных ими без боя. Так было по всей линии. Вдруг Жуаез услыхал у себя под ногами смутный гул, и в воздухе запахло серой. Страшная мысль молнией прорезала его сознание; он подбежал к люку и поднял крышку: внутренняя часть судна пылала. В ту же минуту по всей линии пронесся крик: "Назад - на корабли! На корабли!" Все вернулись на свои суда проворнее, чем сошли с них; Жуаез, вскочивший на вражеский корабль первым, вернулся оттуда последним. Едва он успел ступить на борт своей галеры, как огонь забушевал на палубе корабля, оставленного им минуту назад. Словно извергаемое множеством вулканов, вырывалось отовсюду пламя; каждая лодка, каждая шлюпка, каждое судно были кратерами; французские корабли, более крупные, высились будто над огненной пучиной. Тотчас был дан приказ обрубить канаты, разбить цепи, оторвать абордажные крюки; матросы взбирались по снастям со всей быстротой людей, убежденных, что в быстроте - спасение их жизни. Но работа была огромная и превышала их силы; возможно, они еще успели бы освободиться от абордажных крюков, заброшенных антверпенцами на французские корабли, но ведь были еще и крюки, прицепленные французским флотом к неприятельским судам. Вдруг разом загремели двадцать взрывов; французские суда задрожали до самого основания, недра их затрещали. То гремели пушки, защищавшие подвижную плотину; заряженные неприятелем до отказа и затем покинутые, они разрывались сами собой, по мере того как их охватывал огонь, и разрушали все, чего досягали, - разрушали слепо, но верно. Подобно исполинским змеям, языки пламени вздымались вдоль мачт, обвивались вокруг рей, своими багровыми остриями лизали медные борта французских кораблей. Жуаез, невозмутимо стоявший в роскошной своей броне с золотыми насечками посреди моря огня и властным голосом отдававший приказания, напоминал одну из тех сказочных саламандр, с чешуи которых при каждом их движении сыплются мириады сверкающих искр. Но вскоре взрывы стали еще более мощными, еще более разрушительными; уже не пушки гремели, разлетаясь на тысячи кусков; то загорелись крюйт-камеры, то взрывались сами суда. Пока Жуаез надеялся разорвать смертоносные узы, соединявшие его с неприятелем, он боролся изо всех сил; но теперь всякая надежда на успех исчезла; огонь перекинулся на французские суда, и всякий раз, когда взрывался неприятельский корабль, на палубу его галеры изливался огненный дождь, подобный последнему ослепительному снопу гигантского фейерверка. Но то был греческий огонь, беспощадный огонь, питаемый всем тем, что гасит другие огни, и пожирающий свою жертву даже в водной пучине. Взрываясь, антверпенские суда прорвали заграждение, по французские суда уже не могли продолжать свой путь; сами охваченные пламенем, они носились по воле волн, влача за собой жалкие обломки губительного брандера, обхватившего их своими огненными щупальцами. Жуаез понял, что дольше бороться немыслимо; он дал приказ спустить все лодки и плыть к левому берегу. Приказ был передан на все остальные корабли при помощи рупоров; те, кто его не услыхал, инстинктивно прониклись той же мыслью. Пока весь экипаж до последнего матроса не разместился в лодках, Жуаез оставался на палубе своей галеры. Его хладнокровие, по-видимому, вернуло всем присутствие духа; каждый из его моряков крепко держал в руках либо топор, либо абордажную саблю. Жуаез еще не успел достичь берега, как адмиральская галера взорвалась, осветив с одной стороны очертания города, с другой - водный простор, могучую реку, которая, все расширяясь, сливалась наконец с морем. Тем временем крепостная артиллерия умолкла - не потому, что битва стала менее жаркой, а потому, что фламандцы и французы теперь дрались грудь с грудью и уже невозможно было, метя в одних, не попадать в других. Кальвинистская конница атаковала в свой черед - и делала чудеса; шпагами своих всадников она разверзает ряды фламандцев, топчет их копытами своих лошадей; но раненые враги своими тесаками вспарывают лошадям брюхо. Несмотря на эту блистательную кавалерийскую атаку, во французских войсках происходит некоторое замешательство; они только держатся, а не продолжают наступать, меж тем как из всех ворот города непрестанно выходят свежие батальоны, немедленно атакующие армию герцога Анжуйского. Вдруг почти у самых стен города начинается сильное движение. На фланге антверпенской пехоты раздаются крики: "Анжу! Анжу! Франция! Франция!" - и ужасающий натиск заставляет дрогнуть эту массу людей, так тесно прижатых друг к другу напором задних рядов, что передние выказывают храбрость, потому что действовать иначе они не могут. Этот перелом произведен адмиралом Жуаезом; это кричат его матросы! Полторы тысячи человек, вооруженных топорами и тесаками, под предводительством Жуаеза, которому подали коня, оставшегося без всадника, внезапно обрушились на фламандцев; они должны отомстить за свой пожираемый пламенем флот и за две сотни своих товарищей, сгоревших или утонувших. Они не выбирали места нападения; они бросились на первый же отряд, по языку и одежде признанный ими за врага. Жуаез, как никто, владел своей длинной боевой шпагой; он с молниеносной быстротой действовал кистью, сжимавшей эту шпагу, и каждым рубящим ударом раскраивал кому-нибудь голову, каждым колющим - пронизывал человека насквозь. Отряд фламандцев, на который обрушился Жуаез, был истреблен, словно горсть хлебных зернышек стаей муравьев. Опьяненные первым успехом, моряки продолжали действовать. В то время как они продвигались вперед, кальвинистская конница, теснимая этими потоками людей, понемногу подавалась назад; но пехота графа де Сент-Эньяна продолжала драться с фламандцами. Герцогу Анжуйскому пожар флота предстал в виде дальнего зарева. Слыша пушечные выстрелы и грохот взрывавшихся кораблей, он полагал, что в той стороне, откуда они доносились, идет жестокий бой, который, естественно, кончится победой Жуаеза; разве можно было предположить, что несколько фламандских кораблей вступят в бой с французским флотом! Поэтому он с минуты на минуту ждал донесения о произведенной Жуаезом диверсии, как вдруг ему сообщили, что французский флот уничтожен, а Жуаез со своими моряками врезался в самую гущу фламандского войска. Тогда герцог сильно встревожился. Флот обеспечивал отступление, а следовательно, и безопасность армии. Герцог послал кальвинистской коннице приказ снова предпринять атаку; измученные всадники и кони снова сплотились, чтобы еще раз помчаться на антверпенцев. В сумятице схватки слышен был голос Жуаеза, кричавшего: - Держитесь, господин де Сент-Эньян! Франция! Франция!"

Олег: Интересно, а Адмирал Франции Гаспар Колиньи как-нибудь проявил себя на море?

Benbow: А вот что говорит жизнеописание Молчаливого: "Французская ярость." 17 января 1583, в попытке одурачить граждан Антверпена, Анжуйский попросил разрешения войти в город, чтобы удостоить Антверпен парадом. Как только войска вошли в город, ворота Антверпена хлопнулись за французами. Французские войска были пойманы в ловушку в городе и засыпаны из окон и крыш с камнями, стрелами, пулями и даже тяжелыми цепями. Гарнизон города в полном составе дал бой, решительно стреляя в войска Анжуйского. Только несколько французов, включая Герцога Анжу, убежали. Из всего отряда французов погибло около 1500, многие из них были в ярости зарублены гражданами Антверпена при отступлении.

Benbow: То есть судя по всему Дюма описал события 1585 года, но с героями осады 1583 года. Теперь вроде понятно.

Benbow: Олег пишет: Интересно, а Адмирал Франции Гаспар Колиньи как-нибудь проявил себя на море? Насколько помню - завоевал франции несколько Антильских островов. " Between 1555 and 1571 he authorized and supported several colonizing expeditions in an effort to reduce the power of Spain, to find wealth for France, and to provide a haven for French Protestants."

Эд: Дюма был великий рассказчик.

Эд:

Эд:



полная версия страницы